Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. «Посмотрим, к чему все это приведет». Беларуса заставляют подписаться за Лукашенко, а он отказывается, несмотря на угрозы
  2. «Если ваш телефон прослушивают, то вы никак об этом не узнаете». Рассказываем, как силовики следят за разговорами беларусов
  3. Армия РФ продвигается рекордными темпами и продолжает достигать значительных успехов в Донецкой области. Чем это грозит
  4. С 1 декабря введут новшества по оплате жилищно-коммунальных услуг. Рассказываем подробности
  5. В Минске огласили приговор основателю медцентра «Новое зрение» Олегу Ковригину. Его судили заочно
  6. Появились два валютных новшества. Рассказываем, в чем они заключаются
  7. В Генпрокуратуре считают, что участие в дворовых чатах — «это серьезное уголовное преступление»
  8. В 2025 году введут семь существенных (и это не преувеличение) новшеств по пенсиям. Объясняем, что и для кого откорректируют
  9. Дистрибьютер: Неофициально ввезенные в Беларусь автомобили китайского бренда скоро превратятся в «кирпичи»
  10. Более 700 беларусов добавили в российскую базу розыска за последние полгода. Проверьте, есть ли вы в ней
  11. Российский олигарх рассказал, что Лукашенко национализировал его активы на 500 млн долларов
  12. В Мининформе рассказали, почему в Беларуси пока не блокируют западные соцсети и платформы


Почти 20 лет Албан думал, что был единственным мужчиной, который пережил сексуальное насилие во время войны в Косове в 1990-х. Но понял, что не одинок, после появления закона, который предусматривает дополнительную помощь людям, пережившим изнасилование, пишет Русская служба Би-би-си.

Фото использовано в качестве иллюстрации. Фото: pixabay.com
Фото использовано в качестве иллюстрации. Фото: pixabay.com

Осторожно: некоторые подробности в этом тексте могут шокировать.

Албан (имя изменено) — этнический албанец, сегодня ему за 40.

Ему было 17 лет, когда его семье пришлось бежать из родной деревни в Косове и прятаться, где придется. Еды было мало, и однажды Албан пошел обратно домой за мешком пшеницы.

В саду дома его остановила группа людей в форме сербской полиции. Они силой втолкнули его внутрь дома.

— Сначала я не понял, что происходит, — вспоминает Албан. — Я почувствовал боль и подумал, что они бьют меня ножом в спину.

— Потом я понял, что меня раздели и делают со мной самое ужасное. Я потерял сознание, — голос мужчины дрожит при этих воспоминаниях.

Дритон (имя изменено) понимает Албана как никто другой, хотя они никогда не встречались. Дритону сегодня за 60, и много лет он хранил такой же секрет.

Его насиловали неоднократно, а в 1999 году он пережил групповое изнасилование.

Это произошло, когда его продержали 30 дней в тюрьме в Косове, которой, как он считает, управляла сербская военизированная группировка.

Он догадывался, что подобное произошло и с другими мужчинами, но долгое время мог доверить свой секрет только жене.

В войне на Балканах 1998−99 годах, разразившейся после развала Югославии, погибли около 130 тысяч человек. По приблизительным подсчетам, 10−20 тысяч человек были изнасилованы в одном только Косове.

Косово стремилось к независимости, и Сербия ответила жестокими репрессиями против этнического албанского населения, что вылилось в масштабные вооруженные столкновения. Позднее обе стороны были обвинены в совершении зверств, включая изнасилование мирных жителей.

В 2018 году правительство Косова приняло закон, по которому люди, которые подвергались сексуальному насилию, официально получали статус жертв войны и право на финансовую помощь.

Это помогло Албану и Дритону нарушить почти двадцатилетнее молчание и преодолеть одно из последних табу той войны.

Две тысячи косоваров — мужчин и женщин — вышли из тени в поисках официального признания их жертвами войны. На данный момент 1600 человек, включая 84 мужчин, получили этот статус.

Изначально власти установили срок для подачи заявлений до февраля 2023 года, но с тех пор его продлили до мая 2025-го.

Страшный секрет

Албан по-прежнему живет в скромном доме его родителей, где он родился и где пережил насилие.

— Это ужасно, но у меня никогда не было возможности переехать, — говорит он глядя в сторону.

Коридор, в котором произошло изнасилование, соединяет маленькую кухню, ванную и спальни. Сегодня он живет в этом доме с женой и детьми.

Жена занимается хозяйством, дети играют, и никто из них не подозревает, что произошло с их мужем и отцом в этом доме.

— Я не хочу, чтобы они знали, потому что даже сегодня бывают моменты, когда мне хочется, чтобы меня не существовало вовсе, — говорит Албан. — Они убили мой моральный дух, и иногда я до сих пор переживаю, достаточно ли я мужчина — это тяжкое бремя.

За все эти годы, еще до того, как правительство призвало людей открыться, Албан рассказывал о произошедшем только один раз: через несколько дней после изнасилования он признался отцу.

— Он был потрясен, но был рад, что я остался жив. По его словам, они могли и убить меня, — вспоминает Албан, по его щекам текут слезы.

Сначала Дритон тоже хотел рассказать своему отцу о случившемся, но передумал.

— Мой отец был уже стар и болел, я боялся, что мой рассказ убьет его. Но он заметил, что что-то не так, и говорил, что я наверняка что-то скрываю, — вспоминает Дритон.

В конце концов он рассказал своей жене. Она родила их третьего ребенка через неделю после того, как его выпустили из тюрьмы.

— Она приняла это. Я не был виноват в том, что со мной произошло, — говорит Дритон, обхватив лицо обеими руками.

Нарушить молчание!

Правозащитная организация Human Rights Watch называет изнасилования в ходе балканской войны «инструментом систематических этнических чисток», инициированных режимом бывшего президента Сербии Слободана Милошевича.

Долгие годы тема сексуализированного насилия была под запретом и среди косовских женщин, говорит медик и правозащитница Фериде Рушити.

Она начала документировать случаи изнасилований еще во время войны, когда работала в лагере беженцев на севере Албании, куда в то время прибывало много косоваров.

— Люди мыслили стереотипами: мужчины запрещали женщинам публично говорить о произошедшем, потому что это означало бы, что они не смогли их защитить, — говорит Рушити.

После окончания конфликта она основала Косовский реабилитационный центр для жертв пыток (KRCT), неправительственную организацию, которая оказывает психологическую и юридическую поддержку пережившим насилие.

Сначала клиентками центра были только женщины, но с 2014 года, когда закон о признании жертв насилия впервые обсуждался в парламенте Косово, мужчины тоже начали обращаться за поддержкой.

— Традиционно считается, что мужчины должны защищать семью, а не изображать из себя жертв, — говорит Фериде Рушити.

Профильные НПО, в том числе KRCT, помогают проверять истории жертв, чтобы они затем могли получать государственные пособия в размере примерно 230 евро в месяц — это около трети средней зарплаты в Косово.

Албан узнал о новом законе из новостей. Решение положить конец двум десятилетиям молчания далось ему с трудом.

Он смог постучать в двери Центра только с третьей попытки. Первые два раза его сердце начинало колотиться, руки дрожали, ладони потели, и он передумывал. Наконец, весной 2019 года он справился с собой.

Дритон также услышал о законе в новостях и, по его словам, был в таком стрессе при одной мысли о том, что расскажет о своей истории, что едва помнит, что было дальше.

— Мне очень хотелось рассказать об этом кому-нибудь, но я знал, что мне некуда идти, поэтому, когда я наконец это сделал, я почувствовал огромное облегчение, — говорит Дритон.

После окончания войны оба мужчины принимали антидепрессанты и лекарства от тревожности, прописанные врачами, чтобы помочь им справиться с кошмарами, перепадами настроения и учащенным сердцебиением.

Но только после обращения в KRCT они получили психологическую поддержку, которая помогла им разобраться в корне проблемы.

— Они говорили мне, что это не моя вина, — говорит Албан, — потому что я был беззащитным гражданским лицом, а вина лежит на преступниках, которые сделали это со мной.

Вспоминая о долгом периоде молчания, Дритон признается, что давно хотел кому-то открыться, но не знал, куда идти.

— Я все еще чувствую себя искалеченным человеком, — добавляет он, — но после разговора о случившемся я начал справляться с ситуацией немного лучше.

Он часто думает о том, что подобные вещи могут происходить где-то еще, особенно когда смотрит новости о событиях в Украине, Израиле и Газе.

— Мой совет всем [с кем это может произойти] — идите и расскажите об этом. В этом нет стыда, об этом надо говорить, — объясняет Дритон.

Ожидание правосудия

Кроме оказания помощи жертвам, KRCT также занимается сбором доказательств вины насильников, чтобы они могли предстать перед судом. Проблема в том, что хотя жертвы выражают готовность дать показания в суде, они не знают личностей преступников.

— Нам редко удается получить их имена или описание внешности, потому что во время совершения преступлений эти люди были в масках, — говорит психолог Центра Селви Изети.

По словам Дритона, с ним в заключении находились еще пять-шесть мужчин, которые тоже прошли через насилие, но ни с одним из них он не поддерживал связь.

— Я бы хотел их найти и попробовать вместе с ними вспомнить хоть что-то о преступниках, но я не знаю, где их искать, и боюсь постучать не в ту дверь, — говорит он.

В 2021 году суд приговорил полицейского Зорана Вукотича, этнического серба из Косова, к десяти годам тюрьмы за изнасилования женщин и участие в гонениях на мирных албанцев во время войны.

Это был первый приговор по делу о сексуализированном насилии в годы войны 1998−1999 годов, и в Косове его называют историческим.

Селви Изети тоже считает, что тот суд был поворотным моментом: «Он дал надежду другим жертвам на то, что их мучители могут понести наказание даже спустя годы после того, как совершили преступление».

В других балканских странах, таких как Хорватия и Босния и Герцеговина, действуют законы, схожие с косовскими, и число людей, официально признанных жертвами войны из-за перенесенного ими насилия, растет там ежегодно.

В Сербии ситуация иная. Эта страна не причисляет изнасилованных людей к числу жертв войны среди мирного населения. И пока среди сербов, тоже подвергшихся насилию в годы войны, не было желающих поделиться своей историей.