Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне


В феврале 2023 года основатель ЧВК Вагнера Евгений Пригожин заявил, что его компания больше не вербует заключенных в колониях. Примерно в это же время появились сообщения о том, что набирать заключенных для отправки на войну стали люди, представлявшиеся сотрудниками Минобороны России. Би-би-си удалось выяснить, как это устроено и что впоследствии происходит с завербованными.

Захоронения мужчин на одном из кладбищ Новосибирска (Россия). Фото: tayga.info
Захоронения мужчин на одном из кладбищ Новосибирска (Россия). Фото: tayga.info

Похороны

17 марта Альфия (имя изменено) хоронила 25-летнего единственного сына. «Воинские почести были не ахти, прислали двух в почетный караул, они даже ровно стоять не могли, вихлялись хуже внуков», — рассказывает она. Разговор то и дело прерывается — ее отвлекают трехлетние двойняшки, дети ее погибшего на войне сына. Их мать умерла в пандемию коронавируса от осложнений, поэтому детей воспитывали отец и бабушка.

Имя и регион проживания известен редакции Би-би-си. Их не указывают в целях безопасности героини и ее детей. Все документы сына и мужа женщина предоставила.

Альфия считала, что ее сын не подлежит призыву как отец-одиночка, но тем не менее повестка пришла в феврале, уже после того, как власти заявили об окончании первой волны мобилизации. «Вадик пошел в военкомат со свидетельствами о рождении и, как был, поехал на сборы. Свидетельства на детей мне потом отдали в военкомате, я их спрашиваю, вам ничего не давит, что вы единственного человека у детей забираете? Они глаза отводят, говорят “жалуйтесь”!» — рассказывает Альфия.

Жаловаться она никуда не стала, говорит, что времени не было, занималась оформлением опеки на внуков, без которой не могла отправить их ни в детский сад, ни к врачу, и работой — теперь она осталась единственным кормильцем в семье. После недельных сборов Вадима отправили на фронт, где он, никогда не служивший и не державший в руках оружия, погиб через неделю. «Я с ним даже поговорить толком не успела, — сокрушается Альфия, — там связи не было. Он позвонил, сказал, что уже купит в Луганске симку и будет рассказывать, поговорили впроброс, с чужого телефона. Он жалел, что его телефон отобрали, фото детей там были, а в армии только кнопочные».

Хоронили Вадима она с детьми, друзья и коллеги с работы. Отец, с которым Вадим, по словам Альфии, был очень близок, на похоронах присутствовать не мог: отбывал восьмой год из десятилетнего срока в колонии строго режима в соседнем регионе. «Саша хороший человек, но взрывной, — рассказывает Альфия. — В молодости был срок за тяжкие телесные, подрался. Второй раз тоже подрался и случайно убил соседа. Его семья со мной общается до сих пор, понимает, что зла не держал, ну вот такой характер. Он же даже не пил». Несмотря на то, что срок был большим, Александр поддерживал связь с семьей, они ездили к нему на длительные свидания, в последний раз как раз Вадим — в первый раз показывал внуков.

После того как Вадима привезли в цинке, Альфия стала ждать звонка от мужа, чтобы сообщить ему о случившемся. «Официальные» звонки бывали нечасто, но он звонил ночью с нелегального мобильного телефона и делал это несколько раз в неделю. Женщине было важно, чтобы отец узнал о гибели сына до похорон. «Хоть бы в часовню там сходил, — сокрушается она. — У них батюшка хороший приезжает, поговорил бы». Но звонков не было две недели, а потом ночью ей позвонил незнакомый человек из колонии: «Сашу забрали». «Вагнера?» — обмерев, спросила Альфия. «Нет, уже просто военные!»

В колонию, где отбывал срок Александр, за несколько месяцев до того приезжал Евгений Пригожин (это подтверждается маршрутом поездок основателя ЧВК Вагнера, обозначенным в его официальном канале). Зажигательная речь вербовщиков не произвела на Александра впечатления. «Он вырос в Украине, — говорит Альфия. — Мы туда ездили постоянно, брат у него в Николаеве до сих пор, мама там похоронена. Он знает, что про фашистов это вранье, очень боялся за брата, все время меня спрашивал, что там как, мы связь держим». Александр с «убойной статьей», крепкий физически и без наркотической зависимости вызвал интерес вербовщиков, его персонально уговаривали пойти. «Я их послал», — лаконично говорит Александр в переписке с Альфией.

Но избежать вербовки Министерства обороны России ему не удалось. «Они не спрашивают», — говорит Альфия, вытирает слезы и в очередной раз снимает с колен внука, который требует вместо созвона включить мультфильмы.

Вербовка

Некоторые родственники, с которыми удалось поговорить Би-би-си, утверждают, что люди, представлявшиеся сотрудниками Минобороны, набирали заключенных для отправки на фронт еще с конца сентября. Но тогда набор происходил в колониях, где отбывали срок бывшие силовики. Заключенных из «обычных» колоний, судя по свидетельствам их близких, начали активно набирать с января этого года.

Беседы с осужденными в колониях проводили примерно по такой же схеме, какую ранее использовали вербовщики ЧВК Вагнера. Перед приездом вербовщиков во всех колониях отключали связь — причем как по официальным, так и по неофициальным каналам. Заключенным предлагали подписать полугодовой контракт с Минобороны в обмен на «полное помилование со снятием судимости из баз данных» через полгода плюс ежемесячную зарплату. После этого желающих просили заполнить анкеты с личными данными.

«Он меня подготавливал постепенно. А я, овца, не поняла. Но потом он уже позвонил и прямо сказал, что все, уходят завтра за ленту. И тут у меня пазл сошелся. Я ругала себя, что не отговорила его. Но в том разговоре я ответила, что полностью поддерживаю его выбор и сама поступила бы так же. Кроши укроп, родной — так я ему сказала. А мне остается молиться за него и ждать домой», — рассказывает жена осужденного из Астраханской области.

В социальных сетях о наборе заключенных Минобороны сообщают близкие находящихся в колониях Астраханской, Волгоградской, Нижегородской, Тульской, Воронежской, Свердловской, Саратовской, Челябинской, Курганской, Рязанской, Мурманской, Оренбургской, Владимирской, Ростовской, Костромской, Псковской и Ярославской областей, а также Калининграда, Забайкальского, Алтайского и Ставропольского краев, республик Мордовия, Марий Эл и Коми. Как рассказала жена одного из осужденных, ее муж убыл на войну из ИК-11 Ханты-Мансийского автономного округа 20 апреля. Это наиболее поздняя из всех известных вербовок.

По словам родственников осужденных, в колониях Мордовии вербовку проводил человек, чьи данные полностью совпадают с офицером российской армии в чине генерал-майора, заместителя командующего войсками одного из военных округов.

В соцсетях близкие осужденных рассказывают, что многие решили поехать на войну добровольно, желая сократить срок отбывания наказания и снять судимость. Но другие родственники говорят, что «в колонии сейчас создали такие условия, с которых хоть на край света сбежишь, хоть на войну».

Под тяжелыми условиями в данном случае заключенные подразумевают не давление в случае отказа от вербовки, а общее положение дел в ряде российских колоний. Российские правозащитники неоднократно отмечали, что в местах лишения свободы к заключенным нередко применяются пытки, болеющие осужденные часто не могут получить никакой медицинской помощи.

Би-би-си удалось поговорить с тремя родственниками заключенных, которых забрали на войну без объяснения, куда их забирают. Один из них созвонился с женой из Луганска и рассказал, что ему в колонии сказали «просто на выход с вещами». О том, что он едет на войну, он узнал только в «столыпинском вагоне» в поезде.

Как следует из разговоров с родственниками, начиная с января заключенных, которые оставили свои данные неназванным представителям Минобороны, забирали из колоний и давали подписать прошения о помиловании. Как рассказывают близкие шести заключенных, по документам, после этого осужденные якобы переводились из своей колонии в ИК-12 Ростовской области для продолжения отбывания наказания.

Контингент

В конце марта в колонию №6 в Марий Эл приехали бывшие заключенные исправительного учреждения. В последний раз они были там в сентябре, в статусе заключенных. По призыву приезжавшего в колонию основателя и руководителя ЧВК Вагнера Евгения Пригожина они согласились отправиться наемниками на войну в Украину в обмен на помилование. То выступление Пригожина в ИК-6 с призывом отслужить полгода и освободиться из колонии попало на видео, которое разошлось по телеграм-каналам и СМИ. Из колонии тогда уехали воевать около 130 человек двумя партиями.

Шестеро из них через полгода вернулись в исправительное учреждение — уже в качестве вербовщиков новой партии живой силы на войну. Администрация позволила им зайти на территорию ИК-6, хотя, как говорили опрошенные Би-би-си юристы, по закону таких гостей в колонии пускать не должны.

Отвоевавшие полгода бывшие заключенные предлагали другим арестантам тоже поехать на фронт в обмен на освобождение, но уже не в составе ЧВК Вагнера, а заключив контракт с Минобороны России. Процессом вербовки руководила уже администрация колонии. Об этом Би-би-си рассказали два собеседника — отец заключенного, отбывающего наказание в ИК-6, и заключенный, ранее отбывавший наказание в этой колонии и сохранивший контакты с теми, кто сидит там сейчас. Оба говорили с Би-би-си на условиях анонимности, поскольку опасаются за собственную безопасность.

В середине января в Карелии Евгений Пригожин прощался с группой бывших заключенных, прошедших через бои в Украине и вернувшихся в Россию. Были ли помилованы бывшие зеки и если да, то как - неизвестно
В середине января в Карелии Евгений Пригожин прощался с группой бывших заключенных, прошедших через бои в Украине и вернувшихся в Россию

«[Вернувшиеся заключенные] рассказывали, как там на фронте хорошо, как им понравилось воевать», — говорит со слов сына отец заключенного. У оставшихся в колонии заключенных не возникло вопросов, сколько из завербовавшихся осенью в ЧВК Вагнера арестантов остались в живых к весне. «Такой контингент, что два и два складывать не хотят. Сидят, смотрят телевизор, разбомбленным домам радуются. Спросишь: чему радуетесь? Отвечают: а зато мы в свободной стране живем! В какой ты свободной стране живешь, тебе срока 15 лет отсыпали», — сокрушается собеседник Би-би-си.

Другой собеседник Би-би-си говорит, что из первой партии отправившихся на войну заключенных живыми через полгода вернулись около 40 — чуть больше половины: «Я удивился — ожидал других цифр. Но в принципе, слава богу, остались живы — и ладно. Минимум одна контузия у каждого, у многих больше. Потрепало там всех».

Заключенным, которые приехали в колонию делиться своими впечатлениями от службы в ЧВК, администрация дала возможность провести встречу для всех желающих в клубе ИК-6: «Они даже не агитировали, а рассказывали, как было, как они сами. А администрация объявила: а теперь, ребята, то же самое, но в ВС РФ».

Собеседник Би-би-си считает, что второй раунд вербовки проводится в очень удачный момент: «Подгадано по времени идеально. Еще они не успели здесь натворить, еще никто не посмотрел, что у них с кукухой, все кажется радужно, они вернулись с деньгами, обещания исполнены. Вернулись они с двумя миллионами, всем кажется: ого! Никакое не ого, пропьет он большую часть».

По словам обоих собеседников Би-би-си, предложением поехать на войну в обмен на помилование в этой колонии заинтересовались около 200 человек. «Записалось сильно больше, чем взяли в ЧВК Вагнера. [Их логика] — вот же пацаны вернулись, больше половины. Значит, и мы съездим и вернемся», — говорит один из них.

В список их вносили уже не вербовщики ЧВК Вагнера, как это было осенью, а сотрудники ФСИН. 22 апреля больше 80 заключенных ИК-6 поехали на фронт, рассказал один из собеседников Би-би-си.

Оформление

Завербованных заключенных привозили на полигоны для подготовки близ Донецка или Луганска. Уже в учебке им предлагали подписать полугодовой контракт с Министерством обороны — но не России, а самопровозглашенных Луганской или Донецкой Народных Республик. Договор подписывается от имени добровольца, который желает присоединиться к частям «народных милиций» самопровозглашенных ДНР или ЛНР. Один из собеседников Би-би-си рассказывает, что это было «предложение, от которого невозможно отказаться, или на фронт, или на подвал, это ясно дали понять».

Мужчина в учебке серьезно заболел и поэтому по-прежнему находится в Донецке. За территорию учебной части его не выпускают, но один из местных военных купил ему местную сим-карту для связи с близкими. Он утверждает, что отказаться от того, чтобы стать «добровольцем» за полтора месяца в учебке, не получилось ни у кого из заключенных.

После прохождения учебки заключенных отправляли в части на территории Донбасса и там «настоятельно просили» подписать еще один контракт — теперь уже на год. Таким образом, по словам родственников, заключенные будут должны служить в так называемых армейских корпусах самопровозглашенных ДНР или ЛНР в течение полутора лет. По истечении первых шести месяцев службы им обещают отпуск на две недели.

Чаще всего заключенные, прибывшие по линии Минобороны, попадают в отряд самопровозглашенной ДНР «Сомали», мотострелковый батальон воинской части 52 892, расположенный близ Донецка, или приписываются к воинской части самопровозглашенной ЛНР №08807 (сейчас она переформирована и получила номер 40 321).

Батальон «Сомали» считается элитным штурмовым подразделением «народной милиции» самопровозглашенной ДНР. Особую известность это соединение приобрело в ходе боев за Иловайск и Донецкий аэропорт. Первый командир «Сомали» — уроженец Украины Михаил Толстых, более известный по своему позывному Гиви. Его обвиняли в отдаче приказа о расстреле украинских военных, выходивших по заранее согласованному «зеленому коридору» из окружения под Иловайском, а также в издевательствах над украинскими военными. Несколько моментов, когда Толстых избивал пленных, попали на видео, показанные российскими телеканалами. 8 февраля 2017 года Михаил Толстых погиб в собственном кабинете на базе батальона «Сомали» в городе Макеевка в результате обстрела из реактивного огнемета «Шмель».

Отряды, сформированные из заключенных, часто носят название «Шторм» (при этом в структуре армии России существует несколько одноименных отрядов, не имеющих отношения к формированиям с участием заключенных).

Заключенные, которых забирали осенью 2022 года из колоний для бывших силовиков, часто не получали на руки ни военные билеты, ни жетоны, которые используются для установления личности военнослужащих. Тем, кто приезжал воевать зимой-весной 2023 года, уже выдавали военные билеты самопровозглашенных республик, но они отличались от аналогичных документов других воинских частей. «Добровольцы» рассказали, что в местных магазинах их документы вызывают подозрение у продавцов. По свидетельствам нескольких заключенных, им отказывались продать сим-карты, указывая на то, что выданные им военные билеты были «старого образца, сейчас у солдатиков совсем другие».

Родственница такого «добровольца» рассказывает, что единственный документ, в котором обозначается реальный статус воюющих осужденных — это так называемая «форма-100», то есть справка по ранению. В прошлом году на таких справках, выдававшихся заключенным, ставилась пометка «ЗК РФ», а теперь приписывается буква «Ш» как сокращение от названия отряда «Шторм».

Довольствие

Осужденным обещают ежемесячную зарплату 150−200 тысяч рублей (1880−2500 долларов), а также восстановление военных званий и льгот для тех, кто был лишен их по решению суда. Но все родственники заключенных, со свидетельствами которых удалось ознакомиться Би-би-си, отмечают, что завербовавшимся на войну приходит не более 40 тысяч рублей в месяц (500 долларов).

Многие осужденные, воюющие в Украине в составе ЧВК Вагнера, оформляют выплаты на своих родственников. У тех, кто уехал из колонии по линии Минобороны, такой возможности нет. Они получают деньги на банковскую карту ВТБ. Несколько заключенных смогли передать логин и пароль, необходимые для дистанционного управления картой, своим женам. Зайдя в приложение банка, женщины увидели, что карта высвечивается под названием «Армия России».

«Муж на войне с декабря. За январь, февраль, март зарплата не приходила. Творится неизвестно что. Связи с руководством нет. Непонятно, кто командир. Я знаю позывной командира, а как его зовут, как до него дотянуться — непонятно и нереально. Говорят, он каждый раз меняет номера, потому что родственники одолевают», — рассказала в соцсетях жена одного из воюющих заключенных.

Сведения о снабжении и обмундировании поступают противоречивые. Некоторые заключенные, звоня близким, сообщают, что им выдали новое оружие, зимний и летний комплекты военной формы «зеленый пиксель» (обмундирование такой расцветки стоит на довольствии в армии России), а также берцы. Другие осужденные, напротив, сетуют, что им выдали лишь одну куртку и штаны, а также очень плохие берцы, и просят близких прислать денег на закупку необходимого снаряжения.

Как отмечал в своей публикации добровольно снабжающий российских военных активист Владимир Грубник, в отрядах самопровозглашенной ДНР, составленных из заключенных, часто не хватает даже каких-то базовых вещей: например, саперных лопаток, необходимых для рытья индивидуальных окопов, и личных аптечек. Были проблемы и с выдававшимся оружием:

«У многих солдат автоматы были непригодны к бою, т.е. сломаны окончательно (например, с механически поврежденным стволом, целиком или мушкой), и когда до командования доходило, что у Иванова или Петрова автомат непригоден к бою и его надо заменить, — говорили, что это никак невозможно: автомат уже закреплен за человеком и суровая армейская бюрократия ничего с этим поделать не может. Что должен делать пехотинец на передовой без аптечки, саперной лопатки и со сломанным автоматом — тоже большая загадка!» — писал Грубник.

Перед отправкой в зону боев заключенные, подписавшие контракты по линии Минобороны, получают в среднем лишь 10−14 дней военной подготовки. Такой срок обозначили трое заключенных, не знакомых между собой и поговоривших с Би-би-си. По оценке военных экспертов, это очень короткий срок. Специалисты отмечают, что 7 или 10 дней подготовки может хватить только для того, чтобы обновить навыки тех, кто уже имеет боевой опыт. Для сравнения, перед отправкой в Афганистан солдат-срочников в СССР готовили около 4−6 месяцев.

«Мой муж, пока в колонии был и в учебке, на все смотрел в розовых очках. После первого штурма все куда-то делось. Звонил и говорил всем, чтобы не вздумали идти. Мол, все в 1000 раз хуже, чем говорят и показывают», — рассказывает в соцсетях жена одного из осужденных, отправившихся на фронт.

Погибшие и раненые

О судьбах погибших заключенных, уехавших воевать по линии Минобороны, известно немного. Брат Анны (имя изменено) был ветераном боевых действий, убыл из колонии 20 сентября, а уже 14 октября погиб:

«Тело привезли, документы отдали — военный билет, паспорт и справку о смерти. Написано, что погиб он в Соледаре. Похоронили с почестями, за что спасибо местному военкомату. Но нам не были выданы ни похоронные средства, никакой компенсации. До сих пор не знаем, что нам положено и куда обратиться. Написала в колонию, где он сидел. Там ответили, что он помилован и такого у них нет. Военкомат же вообще не дает никаких объяснений».

Александр Валерьевич Моисеев, по словам его родственников, уехал из колонии в начале февраля и вскоре подписал контракт с батальоном самопровозглашенной ДНР «Сомали». Через месяц сослуживцы Моисеева сообщили родственникам, что Александр «погиб под завалами в населенном пункте Водяное», но тело мужчины до сих пор не найдено.

Би-би-си установило, что полный тезка Моисеева в 2016 году был осужден на 11 лет лишения свободы за «покушение на незаконный сбыт наркотических средств в крупном размере». В приговоре отмечается, что Александр был ветераном боевых действий. Защита Моисеева настаивала, что дело было сфабриковано сотрудниками полиции.

17 января там же — под Водяным — погиб еще один военный батальона «Сомали» Александр Трудненко. Би-би-си установила, что полный тезка погибшего проходил по делу в Тульском гарнизонном военном суде. В 2010 году его приговорили к 5 годам лишения свободы. Материалов более поздних судебных дел — если они были — в открытом доступе нет.

Родственники еще двоих заключенных сообщили, что о смерти близких им известно от сослуживцев осужденных, но официальной информации пока нет. Опознание тел погибших и отправка их домой может занять долгое время, сообщили родственникам на горячей линии Минобороны России. Им пояснили, что сперва тела погибших нужно вынести с поля боя, затем доставить в морг оккупированных Донецка или Луганска, затем переправить в Ростов. И лишь после этого родственники могут получить официальные документы о гибели заключенного.

Кладбище в станице Бакинской. Евгений Пригожин признал, что здесь захоронены сотрудники ЧВК Вагнера. Фото: Виталий Вотановский
Кладбище в станице Бакинской. Евгений Пригожин признал, что здесь захоронены сотрудники ЧВК Вагнера. Фото: Виталий Вотановский

На проблемы с транспортировкой обращают внимание и родственники тех заключенных, кто был ранен. Муж Вероники (имя изменено) уехал из колонии на войну по линии Минобороны в феврале:

«Он был какое-то время в учебке в ДНР, а потом отправили на передовую, где получил тяжелое ранение в голову. Лежал в местной больнице, медицинскую помощь оказывали по мере возможности. Документов у него нет никаких, даже жетона. Всеми правдами и неправдами добились перевода в Ростов, а оттуда в Москву в госпиталь Бурденко. На сегодняшний день муж в коме. Никакие прогнозы врачи не дают, сказали, что слишком много было потеряно времени».

Родственники еще двоих заключенных отметили, что их раненых близких отказались вывозить в госпитали на территории России, ссылаясь на возможные проблемы на пунктах пропуска и отсутствие у осужденных паспортов или российских военных билетов. Несмотря на то, что Россия фактически аннексировала часть территорий Донецкой и Луганской областей Украины, на границе между этими образованиями и регионами России до сих пор стоят пункты пропуска под управлением российских силовиков.

«Здесь никого не оперируют. По больнице люди ходят с пулевыми ранениями, у них осколки торчат в ногах», — рассказал заключенный, воюющий в отряде «Шторм» в/ч 08807 ЛНР, в интервью CNN. Он утверждает, что его сослуживцев возвращают на передовую из госпиталей с незажившими ранами.

***

Альфия постоянно пишет и звонит в колонию, где отбывал наказание ее муж. В большинстве случаев, когда слышат вопрос женщины, там бросают трубку, говорит она. «Я думала приехать с детьми к воротам и просто там стоять, пока кто-нибудь не выйдет», — говорит она. План этот вряд ли воплотится: выплаты «за сына» ей пока не пришли, на работе «все сочувствуют, но никто за меня работать-то не будет», говорит она. Двойняшки «болеют наперебой», и к ее больничным все относятся с все меньшим пониманием.

«Меня мучает, что Саня не знает про Вадика, — говорит она. — А когда подумаешь, может, и лучше, что не знает, для него Вадик жив». После паузы она говорит: «А может, и Сани уже нет, и мы остались втроем».

Муж ей так и не позвонил. Альфия уверена, что, если была бы хоть малейшая возможность, он бы с ней связался. Брату мужа из Николаева про отправку на фронт Александра Альфия не сказала. На вопрос, почему, она коротко говорит: «Стыдно».